Речь Сталина о победе над Германией

К Сталину можно относиться по разному. Его ругают, его восхваляют. Есть много в чем его можно обвинить. Но не сегодня. Сегодня мы празднуем День Победы на фашизмом. И это речь того кто привел нас к этой Победе.

$('#embed-1e670f0585c37b46457041dd1d5c7171').flash({ src: 'www.yapfiles.ru/static/play.swf', width: 500, height: 375, wmode: 'transparent', allowScriptAccess: 'always', allowFullScreen: 'true', flashvars: {"st":"vMDAyNDUyNjAtc604","begunpl":1,"plroll":1} },{ update: false });

@темы: Видео

---

Недобрая память Войны. О чем не пишут в книгах

текст, via ИА Росбалт

Память Войны. Интервью с ветераном.

Историки утверждают, что по-настоящему оценить уроки Великой Отечественной войны мы сможем не раньше, чем через сто лет – «Лицом к лицу лица не увидать – большое видится на расстоянии». И тем дороже нам воспоминания непосредственных участников тех событий, ветеранов Великой Отечественной войны.

Ниже приведено интервью с ветераном, известным журналистом Дмитрием Струженцовым. – ТС.

Дмитрий Иванович, где вы встретили начало войны?

Я тогда учился в школе, в девятом классе. В конце 1942 года по комсомольскому набору ушел добровольцем на фронт. Было тогда мне семнадцать лет. Но меня направили сначала не на фронт, а в школу младших командиров-артиллеристов под Читу.

Через два месяца нам выдали оружие, посадили на железнодорожные платформы, и мы поехали воевать. Я попал в 38-ю зенитно-артиллерийскую дивизию резерва Главного командования на Второй Украинский фронт.

Первое боевое крещение принял недалеко от города Золотоноша. Мы прибыли на железнодорожную станцию, как вдруг начался налет немецкой авиации. А зенитчик ведь, когда все люди бегут от бомбардировщиков прятаться в в окопы, остается один на один и с пикирующим «юнкерсом»... До сих пор помню изогнутые крылья немецких самолетов и то, как падают бомбы. Моим расчетом было тогда сбито три самолета. И за это я получил свой первый орден Отечественной войны 1 степени.

Потом были другие бои и другие встречи с врагом. Зенитная артиллерийская часть, в которой я воевал, принимала участие в освобождении Румынии, Болгарии, Чехословакии…

Говорят, что среди наших солдат было много мародеров?

Я бы не сказал, что это было распространено. Но трофеями не брезговали. В Будапеште, например, нас встретил практически пустой город с брошенными домами и магазинами. Можно было ходить и брать все, что хочешь. Конечно, мы этим пользовались. Знаю, например, что наша разведгруппа попала на какой-то склад, где в изобилии лежали часы известной швейцарской фирмы. Потом эти часы меняли на зажигалки, на еду и вино.

Не думайте, что война сплошь состоит из героических подвигов. Война – это еще и вши, и кровь, и грязь, и голод. Это такой кошмар, который никому пережить не пожелаешь. Я был свидетелем такого эпизода: мы остановились в одном из домов переночевать, и там нас встретили довольно гостеприимно. Мы выставили на стол трофейное вино, съестные припасы. И в разгар ужина появилась дочка хозяев, которую поначалу от нас прятали. Когда же увидели, что мы не представляем опасности, девушка вышла из убежища. В общем, все было хорошо, расстались друзьями.

А когда через некоторое время нам пришлось на обратном пути опять остановиться в этом доме, то на этот раз нас встретили, как злейших врагов. Оказалось, что после нас здесь побывали танкисты. И они эту девочку изнасиловали. После чего родители еле удержали эту девушку от петли. А танкисты в «знак благодарности» засунули за икону пачку форинтов (венгерская валюта) и спокойно отправились дальше.

И подобных случаев было много. И хотя в литературе о войне не повествуют о «шалостях» советских солдат, «шалили» они повсеместно. И, уверен, память об этом осталась и у румынок, и у болгарок, и у мадьярок… У их отцов и мужей. И доброй эту память не назовешь…

Однако, надо отдать должное нашему командованию – за мародерство и насилие наказывали сурово. Чаще всего штрафротой. Возвращались оттуда немногие. Но ведь попадались на этих преступлениях единицы — совершали их тысячи.

Однако эти «подвиги» наших воинов не идут ни в какое сравнение с тем, что творили бандеровцы. На всю жизнь я запомнил совершенно жуткую картину, которую довелось увидеть неподалеку от Будапешта. Мы наткнулись на вырезанный медсанбат. На снегу валялись трупы нескольких женщин в шинелях, по пояс голые, у каждой между ног торчали кукурузные початки, лица в крови. А на клочке старой газеты кровью было начертано: «За самостийную Украину!».

Дмитрий Иванович, а вам приходилось идти в атаку с криком «За Сталина!»?

Артиллеристы в атаку не ходили. Но быть свидетелем того, как поднимались стрелковые подразделения, мне доводилось не раз. Вот только этого боевого клича я не слышал. Все было проще. Командир роты по сигналу ракеты выкрикивал: «За мной, ребята!» и первым выбирался из окопа.

Хотя, конечно, Сталина тогда боготворили. А вот были ли готовы отдать за него жизнь? Едва ли. А вот за Родину шли на смертельный риск не задумываясь. Только не за ту родину, о которой позже пелось «…мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз». А шли как раз за родную улицу, за родной дом.

Тем более что у многих солдат, да и офицеров, в ту пору эта самая родина была еще под немецкой оккупацией, и ее освобождение было их прямой боевой задачей. Вот такой, а вовсе не глобального размаха патриотизм действительно был основой самоотверженности русского солдата.

Дмитрий Иванович, а где вы встретили День Победы?

В Чехословакии. Ночью вдруг ни с того ни с сего началась страшная пальба. Такой пальбы я, даже пройдя войну, еще никогда не слышал. Выскочил из палатки — все небо в трассирующих пулях. А тут выбегает из машины радист и кричит – «Победа!». И тогда все оружие, весь боезапас, который был у нас, без всякой команды расстреляли за несколько минут.

…

А написать книгу о войне не возникало желания?

На самом деле писать правду о войне трудно. Сколько я ни читал книг о войне, ни разу не встретил настоящей правды. Там либо все приукрашено, либо утрировано донельзя.

Например, в романе «Живые и мертвые», где генералы чуть ли не целуются с солдатами — этого не было. Отношения на войне всегда были жесткие. Подчас хамские. И полировка войны из бункера командующего – это один взгляд на войну, у пехотинца своя война, у летчика – другая, у артиллериста — третья…

Но несмотря на все, военные годы вспоминаю с какой-то теплотой, потому что такого товарищества, как на фронте, нигде не встречал. Мы были молодые. Все друг за друга стояли горой. Я помню, когда закончилась война, думал: «Мама родная, мне двадцать лет, а войны больше нет. И у меня еще впереди десять лет великолепной жизни…»

Тогда казалось, что тридцать лет мне хватит, ведь дальше наступает глубокая старость. А вот дожил уже до 66-й годовщины Победы. И каждый раз отмечаю этот праздник как свой второй день рождения.

(конец интервью. – ТС.)


Уважаемые ЯПовцы.
Этот текст – не из учебника по истории и не из документальной книги. Это - живое интервью с участником войны, его рассказ о том, что помнит и думает о войне непосредственно он. Можно быть с этим согласным или несогласным, иметь другое мнение и приводить другие примеры. Это – свидетельство одного из участников тех событий, которые достойны нашего уважения и благодарности. Даже если что-то сказанное вызывает неприятие или несогласие. Нелицеприятные факты на войне были, и стоит ли закрывать на них глаза? В любом случае, это не умаляет подвиг Наших людей в Великой войне.
Пожалуйста, уважайте себя и друг друга, и не позволяйте опускаться до срача, если Вы не согласны или ваши друг с другом мнения не будут совпадать.
ТС.

@темы: События

---

Награды отцов

Кто-то считает, что медали не стоит чистить, так как на них история, но было принято другое решение. Что чистили и чем дальше.

7 картинок. Вид до.

@темы: Картинки

---

Зубы-гонщики, Дед Мороз и не новая женщина

Мой сосед по подъезду Вова мужественно пьет каждый день. Пока я открываю магнитным ключом железную дверь, он успевает рассказать историю из своей жизни. Или из жизни других замечательных людей - своих собутыльников. Кем он работает, неизвестно. Пропадал где-то неделю, а за это время с Бен Ладеном нехорошо получилось. Вчера Вова материализовался из кустов акации. Поинтересовался, как дела, и начал:

- У меня знакомый есть – Мишка Цимбал. Ходячий катаклизм. Где кого-то придавило, переехало - значит его. Или он. Тут по настроению. Прошлым летом пригласил Мишка к себе женщину. Новую. Старую зачем звать, правильно? Пригласил, значит, порядок дома навел, все вымыл, кота из квартиры выгнал. Временно. Тот совсем старый стал, и завел привычку метить гостей, чтобы не путать к концу вечера. Мужчин один раз, женщин - по два. Выставил, значит, Мишка кота, шампанское купил, не пожалел денег, фрукты... свечи поставил, свет приглушил – в общем, подготовился от и до. Костюмчик надел, побрился, одеколоном побрызгался. Снаружи, и внутрь чуть-чуть, чтобы при разговоре обдавать собеседницу ароматом сандалового дерева. А не, как обычно, сандалиями.

Сидел, ждал новую женщину, потом зачем-то пошел в ванную, споткнулся об порог, да как грохнулся на раковину! Навалился на сантехнику всем лицом! Выбил два передних зуба. Сверху. И два снизу. Итого, четыре. Лежит, держит раковину... ртом, и смотрит, как зубы, как мотогонщики друг за другом круги по фаянсу нарезают. Гадает, какой первый в дырку провалится. Болельщик, блин.
А тут ему смс-ка на телефон приходит – женщина стоит у подъезда, забыла какая у Мишки квартира. Просит выйти, встретить. Хорошо Мишка Дедом Морозом подрабатывает, и костюм дома хранит. Прицепил бороду с усами - не видно, что зубов нет. Заторопился, бегом из квартиры, да как даст входной дверью себе в лоб! Ну что ты будешь делать, шишка на пол-головы, как гриб на березе.
Надел Мишка красную шапку и вниз. Споткнулся, конечно, на лестнице. Пока до первого этажа докатился, разорвал костюм, измазался весь. Что делать? Сбегал домой, да и шубу надел уже для полного комплекта. Выходит из подъезда торжественно, обдает даму ароматом сандалового дерева. Давайте вдумаемьтеся: +32 градуса, дождя три недели не было, у воробьев языки пересохшие на плечах лежат, а тут к женщине Дед Мороз в полном облачении является и говорит: "Извините, что задержался". Конечно, упала, конечно, приложилась к скамейке. Мишка даму в охапку и домой, чтобы не привлекать внимания. Сколько детей потом рассказывали, что видели, как Дед Мороз летом тетенек ворует. Никто не верил.
Мишка, пока женщину домой нес, конечно, несколько раз ее стукнул об разное. Прежде чем осуждать, давайте вдумаемьтеся: пять этажей, жарко, перила кругом, стены... То дверь кто-нибудь внезапно откроет, то собака под ноги бросится, то Мишка на шубу наступит. Еле донес целиком. Дома глянул - конечно, женщина не такая уж и новая, честно говоря. Ну, и запил, не отходя от места. Как не запить?

Ссудил Вову полтинником. Как тут не занять?

отсюда

@темы: Анекдоты и приколы

---

Гришка

День не удался с самого утра. Вроде бы, конец лета, а дождь ударил противный и промозглый, и еще очень холодный. Даже собаки во дворах прятались в будках, зябко переминаясь с лапы на лапу.
А после обеда в село въехали немцы. Аккуратненькие крытые машины с солдатами и мотоциклы, размеренно урча, проехались по главной улице, и остановились перед зданием сельсовета. Уже бывшего, так как к вечеру появилась пахнущая свежей краской вывеска - «Комендатура». А в старых дверях – охрана.
Немцы вначале вели себя очень вежливо. Как-никак, молдаване под румынами были союзниками, пусть и поневоле. Пригласили бывшего сельповского товароведа, и, после недолгой беседы, он вышел от коменданта с новой повязкой – «староста». Отныне он отвечал за все поступки односельчан, а они, в свою очередь, подчинялись ему.
Грабить селян стали только на второй день. С утра немцы построились на небольшом плацу перед комендатурой, затем разбились на тройки, и пошли прочесывать деревню. Первыми возмутились женщины, пытаясь защитить своих курей и их выводки. Мужики заволновались только, когда немцы за самогонные бутыли взялись, но автоматная очередь, прозвучавшая на другом конце села, успокоила начинавшийся бунт в зародыше.
- Хосподи, - шептались между собой люди. – Кого убило-то?
- Наверное, у Андрея. Батька-то у них шебутной больно,и жадный, не даст хозяйство в обиду.
Как оказалось, никого не убили вообще. Немец, испугавшийся огромной собаки, гулявшей во дворе, выстрелил в воздух. А Андреевых обобрали также, как и остальных. Одно радовало, комендант оказался отцом нескольких дочерей, и строго настрого запретил насильничать союзных селянок. Но ежели по доброй воле какая согласится, препятствий обещал не чинить.
Гришка появился в селе на четвертый день после прихода немцев. К вечеру у кого-то забрехала бешено собака, и, вышедший к воротам хозяин, увидел щупленького мальчонку лет пятнадцати. Воняло от него нещадно, а одежда давно превратилась в лохмотья. Мальчишка был невероятно худ, грязен, и голоден. И постоянно чесался грязными обломанными ногтями.
- Чего надоть? – рыкнул хозяин больше по привычке, чем в желании застращать. Хотя, и так было понятно, что будет просить поесть.
Мальчик что-то залопотал, и только тут крестьянин понял, кто перед ним. Наступающие на село сумерки не помешали увидеть дебиловатую улыбку, высохшие сопли над губой, и тот особый взгляд, что отличает здорового человека от тронутого умом.
- Да ты никак юродивый, бедолага? Как зовут хоть?
Мальчонка опять залопотал что-то, пуская сопливые пузыри, и крестьянин смог разобрать только две буквы, «г» и «р».
- Гришкой величают?
Ломоть хлеба и крынка молока привели мальчика в неописуемый восторг, он согласно закивал, соглашаясь с этим именем. Назови его Марусей, он и это принял бы, лишь бы пожрать дали.
- Эх, проклятая война, - умильно пустила слезу хозяйка дома. – Что же должно было приключиться с тобой, если умом тронулся? Бедный мальчик.
Поселился Гришка у ручья, в старом заброшенном сарае, на окраине деревни.
Поначалу немцы страшно потешались, встречая парня, и придумывали всяческие каверзы, издеваясь над дурным. То колючек в штаны накидают, и смотрят, как он прыгает как угорелый, и пытается понять, что его так колет. То яблоко на голову поставят, и камешками прицельно сбивают. Хорошо хоть не стреляют, ибо любая стрельба могла поднять на ноги весь гарнизон, а это грозило суровым наказанием. Но такие потехи не проходили бесследно для Гришки, он потом неделями ходил в синяках, глядя на мир сквозь опухшие кровоподтеками глаза. Несколько раз юродивого скидывали в ручей и хохотали, глядя, как он истошно орет в ужасе, барахтаясь в воде.
А потом отстали. И юродивый зажил более-менее мирной жизнью. Селяне давали ему еду из сердобольности, иногда одежку какую-никакую подкидывали, и, в общем, просто жалели. Немцы, проникшись какими-то непонятными чувствами, тоже изредка щедрились то на хлеб, то на сосиску, пару раз даже шоколаду не пожалели. Немецкий фельдшер, в порыве благородства, обрил Гришку наголо и обсыпал вонючим порошком, избавив мальца от вечной чесотки и надоевших вшей. Вихры у парня росли знатные, густые и черные.
Несмотря на все тяготы, Гришка улыбался всегда. Синие глаза смотрели на мир открыто, с легким прищуром, и читалось в них нечто неземное, одно только ему ведомое. Дурак, он и есть дурак, что с него возьмешь? Ему, что война, что мир, все одинаково.
Одно Гришку радовало – игра в городки. Сначала выходил поутру из своего полуразрушенного сарая и долго искал нужные деревяшки и камешки. Затем тщательно подбирал деревяшки по длине и толщине, руководствуясь одними ему ведомыми размерами, и приступал к работе. Иногда уходили целые дни на то, чтобы он свои крепости отстраивал. Зато, когда заканчивал, даже немцы диву давались, какие сложные конструкции умудрялся поднять юродивый. И, в какой-то степени, зауважали Гришку, и селяне, и немцы.
К концу осени в деревню пригнали евреев. Наскоро огородили место в поле, обнесли колючей проволокой, и загнали туда почти сотню детей, женщин и стариков. Девушек помоложе держали в стороне, за отдельным забором и под усиленной охраной, откуда каждую ночь были слышны жуткие крики насилуемых евреек.
Через сутки пригнали еще пару сотен человек, и в этот день Гришку будто подменили. Он орал что-то свое через проволоку, кидал в пленных камни, и дико бесновался. Неуемная ненависть светилась в его глазах, и искала выхода.
Немцы ржали до упаду, строя догадки – чем же жиды насолили дурню? Кто-то из солдат, решив подшутить, дал Гришке автомат, и тот, не раздумывая, пристрелил одну из несчастных. Стоявшая по другую сторону загона женщина, с криком и воплями кинулась к умирающей, пытаясь пробиться через разделявшую их проволоку. Стоявший рядом солдат лениво тюкнул женщину прикладом в лицо, и отошел на свое место.
Охрана, не прекращая смеяться, отобрала у присмиревшего идиота оружие, навешала ему подзатыльников, и поплелся Гришка восвояси, пуская пузыри, и размазывая слезы по лицу. Одна из женщин помогла пошатывающемуся парню дойти до деревни.
Селяне поначалу просто не знали, как вести себя с дурнем. Вроде безобидный и добрый, а вот на тебе – пристрелил человека, вот так вот, за здорово живешь. Гришка и сам старался не мозолить крестьянам глаза, прятался в своем сарае несколько дней, но, когда вышел к людям, все заметили, что прядь волос на лбу мальчика поседела.
- Дурак дураком, а понимает, что жизнь человечью отобрал ни за что, знать переживает. – шептались деревенские.
И все пошло свои чередом. К зиме солдаты пристроили Гришку у себя, за харчи выполнять самую грязную работу. То вынести ведра с нечистотами, то воды натаскать из колодца, мало ли что требуется. Только спал он в той же разрушенной сараюшке. А евреев давно увели в сторону Германии, так что, все было бы тихо и спокойно, если бы не партизаны.
Немцы бесновались, устраивая облавы, пытаясь захватить хотя бы связного в деревне, если не партизан, но никого поймать не удавалось. Патрули и разъезды сновали вокруг сутки напролет, не впуская и не выпуская никого, да так, что несколько недель даже мышь не могла незаметно выскользнуть из селения. И все равно, в назначенное время взорвались один за другим несколько эшелонов с оружием на пролегающей рядом железке. Комендант свято уверовал в безвинность своих крестьян, и указывал на жителей соседних деревень. Не улыбалось ему применять карательные меры там, где жил, тем более что доказательств соучастия крестьян не было, даже наоборот.
Так и шли годы оккупации. Партизаны лупили немцев, немцы пытались этих партизан поймать, гоняясь за ними по лесам, крестьяне пытались выжить, и только не по годам поседевший Гришка пускал сопливые пузыри своим перекошенным дебиловатым лицом. Если бы не соскобоченная спина, из-за того, что одна нога была короче другой, вечные сопли под носом и идиотская улыбка, быть бы Гришке первым красавцем на селе. Таких синих глаз ни у кого не было, а уж пушистые длинные ресницы и пухлые губы вызывали зависть даже у признанных деревенских красавиц.
Но Гришке было все равно. Он отмывал свои ведра с нечистотами, перетаскивал цистерны воды из колодца в казармы, присматривал за лошадками на конюшне, и не переставал строить свои крепости из деревяшек и камней. Потихоньку приноровился обстругивать ножом ветки до нужных ему размеров.
Построит одну, постоит, полюбуется день-другой на творенье рук своих, а потом берет биту в руки, долго прицеливается, и ударит всего одну деревяшку, после чего крепость картинно рушится, камешек за камешком, ветка за веткой.
Со временем немцам игра приглянулась, и один за другим втянулись они в потехи дурня. От скуки и не такое начнешь делать, шутили крестьяне, втайне посмеиваясь над оккупантами. А те прилежно ждали, пока Гришка построит очередную невидаль, не мешая ему, и потом на спор пытались угадать, где тот самый камешек или деревяшка, на которой вся конструкция держится.
И тут случилось что-то из ряда вон выходящее, даже по меркам военного времени. Гришку пригрела вдовая Иванка, муж которой погиб в первые дни войны. Несколько недель односельчане ей проходу не давали, поднимая на смех. А женщины, пряча глаза, пытали Иванку у колодца – каков дурень на вкус? Правду ли говорят, что в ночных утехах юродивые неутомимы? Молодая женщина отмалчивалась, тихо улыбаясь своим мыслям, и уходила, не ответив ни на один вопрос. Кто-то даже подшутил, что улыбка у нее становится похожа на Гришкину. Видать заразная это штука, юродство.
Немцы тоже гоготали над парнем, знаками показывая, что ему крупно повезло - крестьяночка хороша, грудь у нее вооот такая, талия тонкая, и зад большой. Разве что лицом не вышла, так это ночью не видно или прикрыть платком можно.
Но прошло несколько месяцев, и для всех стало привычным, что Гришка вечером идет от казарм не к себе в сараюшку, а на двор к Иванке, шмыгая носом, и также дурашливо улыбаясь. При этом он как-то не особо заметно для остальных починил вдове забор, залатал стену пустующего свинарника, и всячески пытался быть полезным по хозяйству.
Подходил к концу третий год оккупации, когда однажды ночью всех разбудил далекий грохот канонады. Селяне крестились, выскочив из кроватей, и смотрели на красное марево, видневшееся в нескольких десятках верст. Немцы переполошились, и, несмотря на неурочное время, лихо стали собирать свои пожитки. К полудню в деревне от них не осталось и следа. Только сиротливо поскрипывала дверь пустующей комендатуры, и ветер гулял в отстроенных немцами казармах.
А через несколько часов в деревню ворвались партизаны, с песнями, свистом и гиканьем. Осунувшиеся от недоедания, небритые и уставшие, но счастливые, взлетели по ступенькам, сбили деревяшку с надписью «Комендатура», и подняли над деревней красный флаг. Командир отряда вызвал к себе Гришку, приказав собрать на площади всех уцелевших жителей деревни. И ошалели крестьяне от свалившейся на них новости.
Оказалось, что никакой Гришка не юродивый, а самый, что ни на есть, герой, объявил командир. Все эти годы, отстраивая свои замки из веток и камней, он сообщал партизанам, какие составы пройдут по железной дороге, мимо села. И делал он это прямо на глазах у немцев. Партизанам надо было просто посмотреть в бинокль и прочитать послание.
Гришка я впрямь изменился до неузнаваемости. Куда пропала сутулость кривой спины и короткая нога? Вечные сопли и дурацкая улыбка изчезли, на крестьян смотрел высокий ладный парень, с тихой скромной улыбкой и грустью в глазах. Лишь седая прядь волос напоминала о том, что война прошла через его сердце, а не мимо.
Все бы хорошо, и быть бы Гришке героем с орденом, если бы не прибывший через день полк красноармейцев. Через несколько часов парня вызвали в бывшую комендатуру, и там он впервые встретился с офицером в необычной форме. Особист долго тряс какой-то бумажкой перед Гришкиным носом, требуя полной исповеди во всех грехах.
- Вот,- тыкал он пальцем в донос, - тут черным по белому написаны твои грехи, дурень!
Партизаны, во главе с командиром, собрались перед одноэтажным зданием, ожидая развязки. Для них парень был собратом по оружию, несмотря ни на какие наветы и подозрения армейского идеолога, и они были готовы биться за него насмерть. Неподалеку от них стояла Иванка, тревожно молясь.
А идеолог не унимался, он требовал у молчаливого парня ответа за расстрелянную на глазах у всей деревни еврейку.
- Молокосос! – слюняво орал особист. – Ты хоть понимаешь, что казнил советскую гражданку?! И не просто так, а на потеху немцам! Выслуживался, ссука?! Признайся!
Гришка с ненавистью глянул на молоденького парня, почти ровесника, которому по иронии судьбы выпало быть не в тылу врага, а на фронте, и процедил:
- Я не мог иначе. Это была моя сестра, Ханна. Ночью бы ее изнасиловала толпа озверевших немцев.
- Так ты жид, что ли? – не удержался офицер. И сплюнул, закурив. – Во народ ненормальный, своих убивают.
Гришка с достоинством посмотрел на него, как на насекомое.
- Не жид, а еврей. И для Ханны было лучше умереть, чем испытать на себе то, что творилось с другими.
Но все его объяснения никто не слышал. Или не хотел слышать.
- Не она первая, не она последняя, над кем фашисты издевались на этой войне! Пережила бы! Что им, этим бабам?! Отряхнулась, поправила юбки, и пошла себе дальше!
И тут Гришка не выдержал. Схватил пепельницу, полную окурков, и шмякнул ею особиста в лоб. Стоявшие снаружи партизаны услышали все до единого слова, и последующий выстрел тоже, хлопком разорвавший тишину в тряпки.
Командир взлетел по ступенькам, чуть не сшиб дверь. За ним следом забежала Иванка, расталкивая мужчин, и завыла дурным голосом, увидев распростертого на полу любимого. Особист как раз прятал оружие в кобуру. Высокомерно глянул на ворвавшихся мужчин, брезгливо кивнул на рыдающую женщину.
- Кто позволил прерывать допрос?! Бабу вон, труп зарыть! Выполнять!
Но никто из партизан не двинулся с места. Только командир мягко шагнул к зарвавшемуся офицеру, и громко, чтобы все услышали, прошептал.
- Ну, ты и гнида…
Иванка, рыдая, долго обнимала мертвого Гришку. И долго не хотела его отпускать, заплаканные селянки с трудом оторвали ее от тела, и увели домой.
…………
Прошло два года.
Отгрохотали победные салюты на Красной площади, отгремели победоносные парады, и жизнь почти вернулась в прежнюю колею.
Иванка развешивала постиранное белье, когда заметила, что у забора стоят двое, мужчина и женщина в возрасте. «Городские», сразу определила она, лишь глянув на одежду чужаков. Таких шлярок с ягодками, как на женщине, она сроду не видала.
Вытерев руки об фартук, вздохнула, и устало поплелась к калитке.
- Добрый день. - Женщина поздоровалась с ней первая. Из-под шляпки почти не видно было ее лица.
- И вам здоровья,- ответила Иванка. – Кого ищете?
Женщина несмело оглянулась на стоявшего рядом мужчину. Тот прокашлялся, и решил поздороваться тоже.
- Здравствуйте. Ведь это вы Иванка?
Голос у него был густой и певучий, с легкой картавостью. Иванка ахнула, схватившись одной рукой за калитку, другой за сердце.
- Вы его родители, да? Хосподи…
Потом они долго сидели за ненакрытым столом, делясь воспоминаниями.
Женщина тихо плакала, то мяла платочек в руках, то изящно прикладывала к глазам.
- Ханна была старше на два года. Ей прочили великое будущее, у девочки был потрясающий талант. Играла на скрипке, участвовала даже в некоторых концертах самодеятельности.. Учителя называли ее Паганини в юбке.
Иванка не знала, кто такая Паганини, но понимающе кивнула головой, на всякий случай.
- В то лето они решили навестить родственников в Черновцах. Там и застала их война. Что дальше, мы не знаем. Думали, сгинули дети в концлагерях или расстреляли их немцы. Искали везде, и в Черновцах, и у родственников, но следов не нашли. А неделю назад получили письмо от незнакомых нам людей, которые рассказали о том, что сын был в этой деревне во время войны.
Иванка болезненно дернулась, раны были еще слишком свежи:
- От партизан?
Женщина непонимающе подняла синие, как небо, глаза:
- Какие партизаны? Нет, что вы! – она замахала рукой. – Это наши, евреи. Нашли через синагогу и благодарили за то, что сын им помог из плена бежать. Страшные вещи писали. Пригнали их сюда, как скот, пешком несколько дней шли без еды, только пить давали у колодцев. Наливали воду в эти, как их, штуки такие большие, к которым коней и коров на водопой ведут ?…
- Поилки,- подсказала Иванка.
- Да, именно, - кивнула гостья. – Затем согнали в загон под открытым небом. Молодых сразу отделили за проволоку от остальных, и по ночам над ними издевались. Пока немцы бесчинствовали, сын помог нескольким семьям бежать из плена, ночью. И это все, что мы знаем. А тут, в деревне, председатель указал на ваш дом, сказал, вы знаете больше, чем вся деревня вместе взятая.
Иванка сглотнула, потому что язык прилип к небу. Как рассказать матери такое? Женщина, почувствовав что-то, сжала ее руку.
- Расскажите нам правду. Пожалуйста. Мы столько ждали, столько жили в неизвестности… Вы наша последняя надежда.
Ивана вздохнула.
- Я расскажу вам все, с первого дня, как он появился в нашей деревне.
Глядя в окно, она словно вернулась во времени, на несколько лет назад. Час прошел, уже солнце поднялось высоко над селом, белье так и лежало в кадке нестиранное, но прервать рассказ она не могла. Женщина напротив тихо всхлипывала, утираясь платочком, а мужчина молча глотал катящиеся по лицу слезы.
Иванка вытерла свои, тыльной стороной ладони:
- … Я видела, как Гриша смотрел на ту девушку, и столько боли было в его глазах. Он ведь потому и бесновался, оттого что не мог попасть за проволоку, и выдернуть ее оттуда. Я думала, невеста она, пока не увидела ее глаза. Такие же, как у Гриши. А она, Ханна, совсем к проволоке прилипла, держалась за колючки крепко - крепко, аж кровь из-под ногтей пошла, и так смотрела, так смотрела.. И вся надежда была в этом взгляде. А он выл от бессилия.. Начал камни кидать, надеясь попасть в нее и убить, это он мне потом рассказывал. Такие булыжники швырял, вы бы видели, а бросал ими, словно пушинки были. И когда немец дал ему автомат, я опять посмотрела на девушку. Белая стояла, как мел, и только губы шептали «стреляй». Он и стрельнул. Ханна отмучилась сразу, так и повисла мертвая, вцепившись в колючки. Глаз у него был острый, сразу попал. Немцы посмеялись, пожурили его, и отправили домой, наградив шоколадкой.. Я и отвела его к себе в тот день. Боялась, порешит себя.
Потом он убежал к себе, испугался, что я его выдам. Но я молчала. Чего мне выдавать? Парень через такое прошел, упаси Хосподь, любой немец ничто по сравнению с этим. Он ведь поседел тогда за одну ночь. Мучился долго, по ночам сестру во снах видел, и видел, как убивает ее, снова и снова. И однажды ночью пришел ко мне, сказал, могилу Ханны нашел, долго и молча плакал. Дождались мы вторую ночь, вырыли тело, завернули в простыню, и он что-то начал говорить на своем языке. Будто отпевал, но не по -нашему. Сквозь рыдания говорил, говорил, и никак не мог остановиться. Мы ее на наше кладбище перенесли и похоронили. Я потом покажу.
А потом он так и остался у меня.
Как он мог столько времени юродивым притворяться? Другой через неделю устал бы ходить кособоким и улыбаться этим скотам, а он терпел. Еще и ведра из отхожего за ними носил. Все эти годы только я, да пара ребят из партизан знали, что никакой он не бесноватый, а очень здоровый хороший парень. По ночам уходил на пол полежать, кости ныли. Или потягивался вон на той двери. Боялся, что так и останется кособоким навсегда. Кости молодые, мало ли.
- Упорным был наш мальчик, да.. – хрипло прошелестел мужчина. – Он и немецкий так выучил. Не давался ему этот язык никак. А он нашел преподавателя из старых, и ночами корпел над книгами. Зато, когда прочел Гёте в оригинале, сколько гордости было в его глазах.
Иванка согласно кивнула. Тишину нарушила Гришкина мать.
- Он не говорил, почему они не бежали за линию фронта? Или почему в Черновцах не спрятались?
Иванка тяжело вздохнула.
- Да куда ж им, горемычным бежать было? Они до последнего ждали в городе, пока румыны его не заняли, и прошел слух, что гетто еврейское будет, но только для тех, кто местный, остальных убьют или в лагеря. Вот тогда, в июле сорок первого, Гришка с Ханной убежали. Он подался в партизаны, а ее отвели к хорошим людям через две деревни отсюда, за племянницу хотели принять. Но кто-то выдал хозяев дома немцам. Их расстреляли, а Ханну и других погнали к нам, у нас тут гарнизон с комендантом стоял.
Вопрос, которого все боялись, задал Гришин отец:
- Как он.. погиб?
Иванка рассказала все без утайки. Как орал особист на Гришу, как он пытался объяснить свой поступок, и чем все закончилось.
- … Похоронили мы его тут, в деревне, рядом с сестрой. Ребята из отряда иногда приезжают, ходят к нему на могилу. А командир до сих пор пытается какой-то орден для Гриши получить. Дескать, если бы не он, многие поезда с оружием могли до фронта доехать.
Посмотрела на свои натруженные руки, стыдливо зарыв их в фартук.
- Я не знаю, что еще вам рассказать. Это все.
Отец и мать долго молчали, переживая каждый в себе услышанное. Мужчина откашлялся, и, глядя куда-то вдаль, сказал.
- Не корите себя ни в чем. Я ведь вижу, что вы страдаете оттого, что не смогли предотвратить случившееся. Вы ни в чем не виноваты, нет. Наоборот. Я очень благодарен вам за то, что вы были рядом с ним в самые трудные минуты. И поддержали его. А сыном я горжусь, вырос настоящим мужчиной. Мы не зря прожили жизнь.
Последние слова он произнес почти шепотом, голос дрогнул. Женщина сжала его руку, кивеула, и тихо заплакала, еле сдерживая рыдания. Глаза потемнели от обрушившегося на них горя, и она прошептала:
- Дети, оба мои кровиночки погибли… Ради чего жить?
Иванка стыдливо глянула в окно.
- Когда Гришу убили… когда он погиб.. я через восемь месяцев родила. Скажите, как его имя звучит на вашем? Я даже возраста его не знала, скрывал он от меня. А сын должен знать.
Ошарашенные, они смотрели на Иванку, боясь, что она может отнять эту хрупкую надежду на чудо. Затем, будто плотину прорвало.
- Кон Герш Юделевич. В сорок первом ему исполнилось восемнадцать. Кон это фамилия наша. О боги, мы ведь даже не представились. Я Кон Юдель Моисеевич, жену зовут Рухама. Мы расскажем вам о сыне все, все. Как он учился в школе, в институте, каким он был. Вы.. вы позволите нам увидеть мальчика? … Нашего внука?...


В далеком сорок шестом году семья Конов перевезла Иванку и ее сына в Москву, почитая ее как невестку погибшего Григория Конева, каким он представился это простой молдавской крестьянке. Этот переезд спас их от последовавшего послевоенного голода, но, несмотря ни на что, каждый год всей семьей они приезжали на могилы Герша и Ханны. Сначала вчетвером, затем втроем, когда Рухамы не стало, а затем приезжала только Иванка с сыном.
Григорий Григорьевич Кон, несмотря на преклонные годы, приезжает из далекого Израиля на могилу отца, которого никогда не видел, но которого помнит и знает вся деревня.
Приезжает со всеми своими сыновьями, их у него пятеро. А внуков больше десяти, и все они сопровождают своих отцов и деда. Все прекрасно говорят на русском и молдавском, правда, немного картавят. Дети носятся как угорелые по деревне, радуясь возможности пошалить в тишине, и вежливо здороваются со всеми, сверкая белозубыми улыбками. Почти все унаследовали от прадеда чернявые вихры и синие, как вечернее небо, глаза. Деревенские, которые обычно чужаков не привечают, улыбаются им в ответ, умиляясь их проделкам и шалостям. И тихо шепчут друг другу – что с них возьмешь? Это ведь дети. Гришкины..

© МВЯ

@темы: Креативы

---

Американцы шутят. Часть 1

Подборочка "западных" шуток. Всего 4 фото.

via randompictures

@темы: Картинки

---

Сублиминальное воздействие

$('#embed-8ebeb13e678fbbb4c99f9f996a30a75f').flash({ src: 'www.yapfiles.ru/static/play.swf', width: 500, height: 375, wmode: 'transparent', allowScriptAccess: 'always', allowFullScreen: 'true', flashvars: {"st":"vMDAyNDUyMDItef5e","begunpl":1,"plroll":1} },{ update: false });

@темы: Видео

---

Пёс пародирует

Время 34 сек

$('#embed-8cf4168c738417aacb9cc5505358e741').flash({ src: 'www.yapfiles.ru/static/play.swf', width: 500, height: 375, wmode: 'transparent', allowScriptAccess: 'always', allowFullScreen: 'true', flashvars: {"st":"vMDAyNDUxNzQt8002","begunpl":1,"plroll":1} },{ update: false });

@темы: Видео

---

Козёл козлу - рознь.

Ну что мы всё о собаках, да котах? Вот козлы, например, несмотря на их сомнительную репутацию, тоже бывают очень даже симпатичные.

Подборка из 21 фотографии.

1. Счастья полные рога.

@темы: Зверьё моё

---

Приказ о конце света

В общем, так. Долго эта штука лежала, потому что совершенно реальная ситуация - кто-то пошутил, а бюрократическая машина это такая, знаете ли, вещь ))) Поэтому я предпочел немного подождать))

Будут три скана.

@темы: Картинки

---

Любимая игрушка

15 фото

@темы: Зверьё моё

---

Освящение

Борис Борисыч ждал сына ранним утренним автобусом, нервничал немного, не спал всю ночь — сын Вовка ехал на серьезный разговор, как пошутил по телефону. Борисыч понимал, что в каждой шутке есть доля шутки, а потому, хоть и знал наверняка, что сын --сам уже человек не молоденький, не обидит отца, но перебрал в голове все возможные варианты этого самого, серьезного разговора.

Пока заваривал чай, наблюдал, как Володя идет по деревенской улице, здороваясь с каждым соседом, останавливаясь на минуту у каждой калитки, неспеша приближается к родному дому.

Делов-то оказалось — подумаешь «серьезный разговор»! Закономерный, нормальный, жизненный вопрос возник на повестке дня. Поговорили, Борисыч, само собой, дал добро, Вовка наколол дровец на недельку, да после обеда засобирался обратно, домой, в столицу.

— Ты ж, батя, согласен? Ты ж не подумай чего. Живи хоть сто лет еще, нам твои деньги не нужны, просто мы ж за тебя переживаем, а ездить постоянно чего вот, если мы тут рядом под боком, дача у нас есть, опять же. Куда ж ее девать — прямо под боком, семь километров от города, одна остановка на электричке, машина есть, внуки твои, слава богу, все и с жильем, и с машинами... Просто, сам понимаешь, возраст же у тебя не шуточный, через пять лет сотня стукнет. Давай, батя, продадим это твое имущество, да перебирайся ближе к ванне, да теплому туалету уже. Хватит. Две курицы тут у тебя остались, да пару бабок знакомых, а там все в куче будем, все веселей. Я в шахматы с тобой каждый вечер играть буду, клянусь, батя, — сын не то, чтобы извинялся, но подбадривал Борисыча.

А подбадривать старика уже и не надо было давно. Сын звал постоянно перебраться в город к нему. Места в квартире хватает, невестка хорошая, в жизни Борисыча не обижала, а годы-то уже какие. Да чего грешить — сам он давно хотел переехать туда, где не надо рано с утра вставать, печь растапливать, а природы и там, в городе, хватает — Вовкина квартира прямо напротив парка большого, сиди себе на лавке среди деревьев, да и дыши. А сердце давно -- ни к черту, случись что, так и «скорую» не успеешь вызвать. Да и поедет ли кто к такому древнему дедку.

Деревня Борисыча когда-то была у черта на куличках: до города далеко, транспорт не ходил, реку размывало, так и по полгода до цивилизации не добраться было. А теперь-то! И мост построили, и маршрутки ходят, и коттеджей, вон, каких понатыкали кругом. Элитным местом стала Боярка. Земля дорогущая, выручить можно за старый домик столько, что и на новый в ином месте хватит с лихвой. Конечно, продать надо, да деньги сыну отдать в качестве благодарности за то, что досмотрит да похоронит по-человечески.

Что и говорить, Борис Борисович чувствовал себя счастливым человеком. Войну прошел, живым остался, с женой всю жизнь в любви и понимании прожил, сын — отличный человек, внуки толковые, здоров еще более-менее. Других старых бросают и даже не наведывают, а к нему ездят да все уговаривают перебраться к ним, чтоб заботится, досматривать. Волнуются. Хорошие люди у него получились — что сын, что внуки.

Володя вечером перезвонил, сообщил, что добрался нормально, да просто спокойной ночи пожелал, а Борисын сам ему напомнил: «Ты ж, Вовка, дело это не кидай, объявление о продаже запускай в дело, продавай, надо за лето–то продать, а то потом сад почернеет, слякотно во дворе будет, кто ж купит. А щас красиво, сад цветет».

По первой же рекламе приехали крутые мужики какие-то на джипах, ходили, шагами мерили, сколько от ворот до реки и до леса. Борисыч понял, что до хаты его дела этим покупателям вовсе нет, так и не звал даже внутрь. Ясно дело, снесут эту избу, да коттедж поставят с видом на реку. «Ну, это их дело уже», — сам себе гундел под нос старик.

Уехали, поблагодарили, спросили, когда сможет выехать хозяин, освободить помещение. Борисыч развел руками: «Дак я че мне тут собирать, освобождать? Брать из дома нечего — все есть у сына. Фотографии, одежу какую-никакую возьму. Это — полдня. И полдня на прощание с соседками, по сто грамм выпить, да и…Сыну звоните, когда заберет, тогда и переезжайте. И деньги — ему, все бумажные дела — к Володе, Владимиру Борисовичу, хлопцы».



— Да, батя, получилось быстрее быстрого. Сам не ожидал. Первые же позвонили, да купили, видишь. Хорошо. И не торговались даже. Так что ты теперь у нас — богатый завещатель, завидный жених — это все твое, сам распорядишься, как помирать соберешься. Держи, — Володя подал пухлый конверт с деньгами и продолжал укладывать в большой заграничный чемодан главную ценность — мундир отца, бывшего майора, аккуратно поправляя многочисленные ордена и медали, позванивающие серьезным и грустным металлическим голосом.

— Вот и хорошо, вот и хорошо, Вова. Ты не думай, я не жалею. Я созрел давно к тебе перебраться, ничего меня тут не держит, иной раз просто поговорить охота, а не с кем. Я по ночам не сплю, сам с собой разговариваю. Особенно вот перед маем, война вспоминается так ясно, будто только что вернулся домой, — Борисыч говорил честно, собирался легко, без сожаления.

— Ой, батя, сейчас у тебя столько дел будет! Лешка наш семейное дерево в интернете делает, про награды твои по памяти пишет, а сейчас ты ему все подробненько расскажешь и про ордена, и про медали, и про то, как добывались они. Пусть будет внукам – правнукам память навсегда о войне, а то сейчас малышня не понимает, что за праздник такой отмечаем каждый год, в какой, такой войне и кто, кого убивал. А надо, надо же знать про своего деда, по крайней мере. Вот по ночам не себе под нос бубнить будешь, а внукам расскажешь, запишем все в летопись семейную. Интересно-о-о! И обязательно пойдем на парад Победы девятого, мундир свой наденешь, награды все начистим до блеска, цветов купим, да? Да, батя?!

— Да, Вова, пойду. Хочу. Раз уж я задержался еще на земле, за всех схожу. Надо. Ребят своих вспоминаю, сердце заходится до сих пор. Такими молодыми полегли, до сих пор не могу отойти я от этой войны, вспоминать не хочу — само вспоминается. Как вот ночку поразговариваю с ними, так на утро сердце окаянное колотится, из груди выскочить норовит. Пойду на парад, отдам долг своим ребятам, спасибо тебе. И дом-то продался как вовремя — прямо подарок к 9 мая. Как специально.



К городу подъехали быстро, но пришлось встать надолго в пробке — для репетиции парада двигалась и двигалась военная техника. Дед, разинув рот, прижался щекой к стеклу автомобиля и смотрел на эти признаки и войны, и победы, и мощи, вспоминая что-то свое. Вздыхал.

— Слушай, батя, а не рвануть ли нам в объезд? Я думал, завтра… А раз уж тут застряли, сейчас и заскочим на рынок, — И Володя, развернулся прямо на двух сплошных и съехал на кольцевую, пока Борисыч осмысливал его предложение.

— Рванем прямо сейчас — приодеть тебя надо бы. А то ты у нас в деревенское облачен, старухи наши во дворе засмеют, за Лешего примут. А мы ща тебе и курточку, и штанишек каких-нибудь прикупим, костюмчик, костюмчик спортивный. Даже лучше сейчас — завтра наро-о-оду будет — тьма.

— А! Ну, давай, давай, сынок. Я не против, как скажешь. Позорить не буду, давай пиджачок какой городской купим, согласен, согласен, — улыбался и заглядывал в зеркало в глаза сыну - водителю Борисыч.



В воротах огромного рынка Бирис Борисыч остановился, застыл, как мумия от открывшейся перед ним картины.

— Господи! Я на войне столько народу не видел! Кишмя кишит! Да что ж им тут всем надо?! Господи, сколько народу-то, как бы не потеряться. Тут, если разминешься – три года искать будут, Вова!

— Не бойся, найду быстро, если что. Иди рядом, сейчас подумаем, где тут на тебя что поискать и двинемся, — Володя отвел отца к сторонку, в начало первого торгового ряда. — Ты, батя, тут потусуйся. Тут самое интересное — блошиный рыночек. Вот — всякие вещички старинные, винтики, гаечки… Ты тут погуляй, а я сбегаю деньги поменяю. Далеко, не потащу тебя. На, мою кепку красную, я тебя сразу опознаю. Не бойся, гуляй тут, из ряда не выходи, главное, ладно?

Он надел на седую голову отца бейсболку с надписью «Динамо» и быстрым шагом пошел сквозь толпу, против течения.

Очередь в обменник была с километр, но стоять пришлось — за доллары никто не продаст, это точно.

Уже на подходе к тому самому, блошиному ряду, Володя посторонился — «скорая» пробиралась, ревя пронзительно на весь рынок, заглушая даже громкие рекламные объявления диктора.

Он отступил в сторону, подождал, пока машина проехала медленно, сигналя зевакам, бредущим по ряду в ту же сторону, что нужно было и ему. И вдруг что-то екнуло — к кому же еще эта «скорая», не с его ли батей что случилось, на сердце со вчерашнего жаловался? Володя, расталкивая локтями толпу, двинулся почти бегом к началу ряда.

Отец уже полулежал а машине, над ним зависли врачи — так и есть, «скорая» явилась к нему, Борисычу.

— Да, ему сталя плёхо, он вон там поругался с продавцом. Тот ему нагрубиль, дедушка ваш плакаль, кричаль, хотель милицию вызвать, — объясняла какая-то китаянка – торговка почти на чистом русском.

— Какой продавец, я не понял? — никак не «въезжал» Володя. — Мой отец ругался? Не поверю. А милиция тут причем?!

— Так и мы ему объясняли, дедушке, что милиция заодно с ними, все повязано, ничего не сделаете, а он… Он так плакал, кричал, ругался на всех нас, очень сильно плакал, а потом ему плохо стало, вот мы и вызвали… - пояснила продавщица газетной лавки.

Володя не понял ничего, да и не до этого было. Борисыч скоро пришел в себя, после укола задышал ровно, ехать в больницу наотрез отказался, тем более и врач «скорой» так понятно пожала плечами на вопрос Володи — старый уже, мол, чего везти куда-то.

Володя отвел отца в машину, выслушал его, обнял, вытирая слезы, льющиеся рекой из потухших глаз, посидел, подумал минут пять и вышел из машины, наказав: «Я быстро, смотри, опять тут у меня не... держись».

Там у прилавка, где только что стояла «скорая» никто и не собирался расходиться — спор, чуть ли не доходящий до драки, был в самом разгаре». Продавец с красной мордой, торгующий какими-то монетами и наградами всех времен и народов, отбивался от тех, кто был на стороне старика, получившего только что сердечный приступ.

— Да ты понимаешь, что такое для него эти ордена – медали?! Он воевал, для него это стресс какой! Это для нас — значки, бантики, а для него…

— Ворованым торгуют, совсем обнаглели, подонки! — еще один старичок тряс клюкой над прилавком, застеленным красным бархатом.

Володя постоял молча, послушал, потом подошел, раздвинул всех спорщиков, протянул раскрасневшемуся толстяку – продавцу конверт.

— Отбери все награды Отечественной. Отсчитай отсюда, сколько надо. Быстро давай!

Тот сначала не понял, потом трясущимися руками стал снимать с бархата ордена, медали, значки, бормотал что-то под нос, то брал калькулятор, то опять клал его в сторону, считая что-то в уме. Наконец, всю гору, сверкающую золотом – серебром, сложил в коробку из-под обуви, взял из конверта большую половину купюр, показал Володе, как будто испрашивая его одобрение, протянул и коробку, и похудевший конверт покупателю наград.



Парад смотрели с балкона. Борис Борисович, красивый и торжественный , сидел в высоком кресле, которое Володя вынес специально по такому случаю для отца из своего кабинета. А как только пролетели над площадью истребители, вся семья вышла из подъезда, чтобы вместе с дедом – ветераном принять участие в шествии таких же, как он, выживших в той войне. Толпа празднично одетых, сверкающих наградами, стариков собралась на площади Победы, где их поздравляли начальники города, фотографировали журналисты из разных газет, снимало местное телевидение. Борисыч присел у Вечного огня и открыл коробку.

— Па, а зачем? Ну, понятное дело — взял награды с собой, чтоб в Параде поучаствовали, а тут зачем? Что ты делаешь-то? — Володя закрыл спиной отца, на которого уже навели объективы изумленные журналисты. Странно как-то — сидит ветеран у Вечного огня с коробкой, доверху наполенной наградами, у самого — вся грудь в орденах…

— Так я ж специально взял, освятить-то где-то надо. А то вот в музей сдадим, там уж кто это сделает?

— Пап, тут же не церковь, вставай.

— А чем тут не церковь, если люди приходят поклониться погибшим, да головы склоняют, поминают. Самая что ни есть церковь — Вечный огонь. Вечная вам память, люди добрые, вечная память, — и Борис Борисыч, как перед распятием, перекрестился, закрыл коробку и пошел по проспекту, махая приветственно всем, с кем встречались его глаза — «С днем Победы »!

©vesnyanka2007 Наталья Корнилова

@темы: Креативы

---

Фото на паспорт

Не знаю как у вас, но у меня тоже фотки на паспорт глупые получаются

Из интернетов

@темы: Зверьё моё

---

Двойной обгон

В зеркала надо хоть изредка поглядывать!

$('#embed-5d190d3e736f7a1e7c9df344f543d236').flash({ src: 'www.yapfiles.ru/static/play.swf', width: 500, height: 375, wmode: 'transparent', allowScriptAccess: 'always', allowFullScreen: 'true', flashvars: {"st":"vMDAyNDU0MjEtf8ac","begunpl":1,"plroll":1} },{ update: false });
Размер файла: 4,6 Мб
Продолжительность: 01:27

@темы: Видео

---

Почти гол

Фантастический удар Баженова в матче Томь Крылья Советов 7.05.2011

$('#embed-0fc5d62c343f014f27e2e012bd68e339').flash({ src: 'www.yapfiles.ru/static/play.swf', width: 500, height: 375, wmode: 'transparent', allowScriptAccess: 'always', allowFullScreen: 'true', flashvars: {"st":"vMDAyNDUwOTkt9be2","begunpl":1,"plroll":1} },{ update: false });
Размер файла: 4,31 Мб
Продолжительность: 00:51

@темы: Видео

---

Хит продаж

Видно сразу - это хит.

@темы: Двигатель Торговли

---

Письмо с Парада Победы 1945

Письмо найденное в семейном архиве письмо своего дяди героического.

©Павлов В.А.

10 фот.

@темы: Картинки

---

Животные и их малыши

26 фото

Перед вами фотографии животных-матерей и их детенышей. Они
передают незабываемую атмосферу нежности, заботы и любви между мамой и ее дитя.

@темы: Зверьё моё

---

Я тоже умею терпеть

бедненькая

(вспоминая недавний пост)

@темы: Зверьё моё

---

Jeep из инвалидки

Эту мотоколяску купили с целью ее переделать на маленький джип для езды на дачу и на рыбалку. Выбрали именно эту машину, потому что только на таких инвалидках есть рама, а значит ее кузов можно переделывать согласно правилам ГАИ. И еще купили ее очень дешево…

о конце поста отпишусь

@темы: Авто/Мото